Открытая кухня

tr>

Кавказские Минеральные Воды, Нижний Новгород, Сахалин — в третьем сезоне сериала «Открытой кухни» мы отправляемся в большое путешествие по России вместе с молодыми писателями. Источником вдохновения для редакции стали связанные с едой регионализмы: в каждой серии вы будете узнавать по одному такому слову — и каждое из них вплетено в ткань созданных специально для рассылки рассказов.

Для первого выпуска Марина Кочан описала поездку маленькой девочки из Сыктывкара в Новороссийск, а Павел Дебердеев снял на плёнку чарующую историю зимнего путешествия глазами ребёнка.

— Ма-а-ам, пойдём уже в вагон, — Лена потянула за рукав маминого спортивного костюма.

На перроне остались только провожающие. Рыжий пацан лет восьми строил рожи в окно соседнего купе. «Завидует, наверное, что не едет никуда», — подумала Лена. Целый год она ждала этой поездки. Три дня они с мамой будут играть в балду и морской бой, поедать всё, что припасено в клетчатой большой сумке (Лена сама ходила выбирать продукты в дорогу), смотреть в окно за тем, как меняется погода и дома, северные берёзы и ёлки сменяются каштанами, яблонями, сливами.

Лена особенно любила последний день в дороге, когда юг уже осязаем, можно высунуть голову из окна в коридоре (так, чтобы никто из взрослых не видел) и вдыхать горячий воздух. Ещё можно протянуть руку и на лету сорвать алычу. Очень опасно. Лена, тебе руку оторвёт. Но больше всего ей нравились длинные туннели перед Новороссийском. Поезд ныряет в чёрную темноту, и сердце вслед за ним. С непривычки бывало страшновато, но сейчас она знает эту дорогу наизусть, предугадывает каждую станцию маршрута Сыктывкар — Новороссийск.

Через заляпанное стекло купе Лена наблюдает, как поезд отползает от перрона. Рыжий пацан какое-то время ещё бежит рядом с поездом, машет в соседнее окно, а потом и он, и жёлтый вокзал со звездой на макушке остаются позади, и начинается путешествие.

Когда состав набирает скорость, Лена первым делом идёт смотреть расписание остановок. Переписывает себе в блокнот аккуратным столбиком только те, что дольше пятнадцати минут. Таких станций немного, всего тринадцать. Ещё две ночью, но на них Лену не выпустят из вагона одну. Ей нравятся смешные названия на коми: Язель, Койты, Урдома. То ли имена, то ли странные животные. Лена выделяет Усть-Вымь в списке — подчёркивает снизу жирной линией, чтобы точно не пропустить.

— Ма-а-ам, ну быстрее, ну пожалуйста! — поезд уже подъезжает к станции, замедляется, и Лена теребит ручку купе, пока мама неспешно подкрашивает губы. Соседка с нижней полки недовольно косится на нее.

— Всего пятнадцать минут же, вдруг она где-то в хвосте будет.

В селе Усть-Вымь живёт баба Света. Она продаёт на перроне шаньги с картошкой. Вот уже четыре года подряд мама и Лена выходят за шаньгами, это Лена открыла случайно бабу Свету. Та помнит всех покупателей, вот и Лену она видит ещё издалека и уже машет ей, щуря глаза в больших очках с толстыми стёклами. В этих очках глаза у бабы Светы удивлённые. Она всегда в одной и той же одежде: ярко-красный платок видно издалека в толпе пассажиров, стёганая синяя потёртая куртка даже в жару. Лена бежит по перрону в одной футболке.

Когда берёшь шаньги в руки в целлофановом пакете, они ещё тёплые. Лена удивляется каждый раз, почему они не остывают. Она не прочь съесть сразу десять шанег, но столько мама не купит. И всё же сегодня они берут больше обычного: каждой по три. Шаньги похожи на большие броши: у них тёмная хрустящая ржаная оправа, а вместо драгоценного камня в сердцевине — картофель с золотистой корочкой. В этом картофеле нет ничего лишнего, что обычно пихают в пирожки, вроде укропа или мерзких луковых ошмётков. В нём нет комочков, и он не подмёрзший, не водянистый. Как дома.

Прошлым летом Лена сама пекла такие шаньги. Вернее, пекла бабушка, а Лена вертелась рядом со столом, пока загорелые морщинистые бабушкины руки просеивали муку в большую миску, доливали тоненькой струйкой воду, месили тесто. Когда тесто было готово, бабушка вручила Лене деревянную ложку. Ложка была потёртая, сколотая на ручке, расписной красно-зелёный цветок в центре почти стёрся. Старая, как бабушка. Бабушка любила эту ложку и каждый раз брала её с собой из деревни в город. Только её она использовала, когда пекла пироги и варила ароматные каши. Лена поняла, что ложка — бабушкин оберег.

Ложкой Лена зачерпывала пюре из глубокой кастрюли и аккуратно накладывала его на середину раскатанного ржаного блина. Бабушка показала Лене, как собирать края в плотные корзинки, чтобы картошка нигде не просочилась, не вывалилась наружу. Потом выудила из ящика белое перо размером с ладонь, настоящее, птичье. Она обмакнула кончик пера в растопленное масло и показала, как смазывать сверху шаньги. Мама всегда использовала силиконовую кисточку для выпечки, но перо понравилось Лене намного больше. Прежде чем обмакнуть его в масло, она погладила пальцами шёлковый край.

Шаньги, только вынутые из духовки, обжигали Лене губы, но она всё равно не могла утерпеть, ела и обжигалась, запивая молоком. Бабушка всегда приезжала повидаться два раза в год, зимой и летом, привозила с собой пыльные банки с домашним вареньем из погреба, душистые травы в тряпичном мешке, настойку из клюквы. Она проводила почти всё время у плиты, взвешивала и отсыпала, добавляла и смешивала. Так же ловко, как продукты, бабушка смешивала языки. Она всегда напевала зычно, громко, Лена различала коми и татарские слова: бабушка родилась в деревне под Казанью. Для Лены же в запасе всегда была весёлая песня про Чика. А Чика, Чика с Пуэрто-Рико, к нам приехал Чика. Вот он идёт, за ним толпой народ. Кто его увидит, тот сразу запоёт. И снова по кругу. Иногда они даже пускались в пляс вокруг кухонного стола.

В то лето она уехала внезапно. Лена слышала, как накануне вечером за закрытой кухонной дверью бабушка и мама что-то громко обсуждали. Лена ловила обрывки фраз, стоя в коридоре. Лезешь куда не надо. Он хороший человек. Столько для нас сделал. Я со своей жизнью сама разберусь. Они и раньше ругались вот так, расходились по разным комнатам, но потом за завтраком снова вместе пили чай, обсуждали, что приготовить на ужин и как подорожали помидоры, вчерашнюю серию «Каменской». Ну и не надо было приезжать тогда. Мама вышла с кухни, с силой хлопнув дверью. Лену, вжавшуюся в пальто на вешалке, она словно и не заметила.

На следующий день бабушка уехала — на неделю раньше, чем обычно. А потом не приехала на Новый год. Поэтому вместо бабушкиного «Гранатового браслета» в глубокой хрустальной миске мама с Леной по-быстрому нарезали оливье и съели в тот же вечер.

Лена заворачивает пакет в подол футболки, и шаньги приятно греют ей живот. В вагоне она сразу забирается на верхнюю полку, утаскивая с собой три тёплых кругляша. Она утыкается носом в золотую середину: сначала всегда нужно понюхать, потом лизнуть край и уже после можно хорошенько впиться зубами. Ржаное тесто очень тонкое, Лена держит шаньгу на раскрытой ладони, словно только родившегося птенчика. Картофель тает на языке, остаётся солоноватый шершавый краешек, и Лена откусывает его маленькими кусочками, прижимает языком к нёбу.

Когда шаньги заканчиваются, она вытирает руки о штанину и достаёт блокнот. Поезд трясёт и качает, буквы тоже гуляют бумаге то вправо, то влево. Привет бабушка, мы сейчас едем в отпуск, в Новороссийск, выехали сегодня. Будем там две недели. А у тебя как дела? Наверное, полно работы на огороде. Как Бублик и Жулька? Как Света из пятого дома? У меня всё отлично, на каникулах мы с классом ходили в поход на Красный карьер и жарили сосиски.

Писать письмо сложно, гораздо проще было бы поговорить по мобильному. Но Лена знает, бабушка любит по старинке читать с бумаги, держать ценное письмо в руках. В своём деревенском доме в ящике стола она хранит все документы и открытки, а письма и рисунки Лены заправляет за зеркало трюмо, чтобы всегда были на виду. Лена свешивает голову вниз, мама лежа смотрит что-то в телефоне.

— Я тут письмо написала. Бабушке. — Лена делает осторожную паузу, наблюдает за маминой реакцией. — Отправлю с перрона, когда доедем. Допишешь что-нибудь от себя тоже? — Она свешивает вниз руку, протягивает маме листок, сложенный вчетверо.

Мама отрывается от телефона, но смотрит не на Лену, а в окно и долго молчит. Потом берёт из рук Лены листок и разворачивает письмо. Надевает очки, читает и улыбается. Давай ручку.

Ша́ньга

Шаньга — традиционное блюдо народов коми с давней историей: круглый плоский пирожок из ржаного теста, похожий на ватрушку, с начинкой из картофеля, творога или ягод. Вместе с освоением Русского Севера шаньги распространились — и до сих пор популярны — на Урале, в Предуралье и Зауралье, а вот в Центральной и Западной России они почти не известны.

Однокоренное слово: шанежка

Марина Кочан

Родилась в 1989 году в Сыктывкаре, где жила до 18 лет. После переехала в Санкт-Петербург.

В 2020 году дебютировала в сборнике «Одной цепью» (издательство «Есть смысл») с рассказом «Совпадение». Публиковалась в сборнике «Новые писатели» форума «Липки», с поэзией — в журналах «Прочтение» и «Пашня», с рассказами «Дача Чернобыль» и «Папина ёлка» — в сборнике «Срок годности» (2022) и медиа «Подтекст» (2023).

В 2022 году запустила сайт-антологию «Что я знаю о папе» — проект, исследующий фигуру отцов на постсоветском пространстве.

Опубликованный в июне 2023 года в серии «Есть смысл» / NoAge дебютный роман «Хорея» вошёл в лонг-лист премии «Лицей».

Марина работает с темой памяти, семейной травмы, болезни и тревожности. Преподаёт в писательских школах, ведёт авторские курсы онлайн.

Рассказ: Марина Кочан; Фото: Павел Дебердеев